Я сижу в темной библиотеке и судорожно комкаю подол платья. В ушах звенят врезавшиеся в память стоны и крики раненых, последние проклятья тех, кто пришел с той стороны барьера. Перед глазами мелькают их искорёженные мукой лица и застывшие гримасы недоумения, смешанные с какой-то неизъяснимой горечью. За ублюдочно-жестокое поколение.
Вокруг – никого. Да и неудивительно. Кому придет в голову сейчас прятаться в библиотеке? Среди пыльных свитков по астрологии и истории магии, и неподъемных рукописных фолиантов, хранящих тайны мироздания. Евы тут, как ни странно, тоже нет. Обычно она не отходит от меня ни на шаг, то и дело поглядывая на часы. Ее я потеряла из вида еще за воротами школы, она, должно быть, бросилась добивать раненых, напрочь забыв о времени. Хотя у нее есть еще где-то минут пятьдесят перед тем, как…
читать дальшеА пока я сижу здесь, крепко-крепко обхватив колени руками и уткнувшись лицом в перепачканный подол голубого воздушного платья. Рядом со мной сидит Мишель, грустно поникнув полуоторванной головой и незримо уставившись в даль черными разномастными пуговицами неживых глаз. Сейчас он мне кажется еще более жутким, чем обычно, мой любимый плюшевый мишка, собственноручно сшитый для меня моей сестрой. И собственноручно же истерзанный. Я всегда знала, что это подарок всего лишь еще один способ поиздеваться надо мной, ведь если это дело рук Евы, по-другому быть и не может. Нет, не так. Иначе не может быть, если речь идет обо мне и моих любимых людях. И пусть за всю жизнь их было всего трое, но каждый из них отверг меня и по-своему предал. Начиная с матери, оказавшейся ненавидящей мачехой, и, заканчивая Ромео, скрывавшем под своей внешней обходительностью темную душу инкуба.
Все, все как один мои враги. Кого бы я ни любила, готовая подарить душу, тело, да что там – жизнь! – обманули меня, прокляли и обрекли на одиночество.
Мама – мамочка, единственная, пусть и неродная, но любимая, ведь я не знала другой! – обозвала меня отродьем шлюхи и, не удостоив ни прощения, ни даже взгляда, отошла в мир иной, оставив мне на память чувство вины и ненависти, вперемешку с глубоким недоумением. Я знала, что ее смерть – мне наказание, но за что, я тогда понять не могла. Стоя на коленях перед ее кроватью, я знала, что виновата в чем-то. В чем-то таком, что куда страшнее всех разбитых старинных ваз и порванных скатертей. В чем-то, оскорбляющем основы ее существа, неразрывно связанным со мной и отцом, неизлечимым и непоправимым. В том, что она никогда не сможет простить. А я – до конца осознать.
Ева – душа моя, любимая сестренка, пусть только по отцу, но как же так! — не простила мне ни матери, нашего вынужденного родства и одного отца на двоих; ни моей щенячьей любви и той цепи, которой дед сковал нас однажды. И чем сильнее я пыталась жить для нее, тем сильнее становилась ее злоба, тем чаще она активировала медальон и тем страшнее была боль, выворачивающая наизнанку мое тело. Да, да! Я могла покончить со всем этим! Отдать ей чертову побрякушку и навсегда освободиться от круцио, но… На свете есть вещи страшнее свободы. Страшнее боли, страшнее слез. И мало кто может представить себе, какой мукой могут стать пустота внутри и абсолютное, всеобъемлющее одиночество. Если у магглов забрать кислород, они будут долго мучиться, задыхаясь, и, в конце концов, умрут ужасной смертью. Без Евы меня тоже ждет удушье. Поэтому я терпела. И крепко сжимала по ночам в кулаке ключ от ее свободы и моего безвоздушного пространства.
Ромео. Последний шанс излечиться от сокрушительной ненависти к себе и английской крови, текущей в моих жилах и отравлявшей единственно достойную французскую кровь. Последняя надежда на любовь и на…прощение. Ведь они с Женевьевой появились так вовремя, в ту самую минуту, когда мне, измученной и усталой, так нужно было, чтобы меня простили. Хоть кто-нибудь. Хоть как-нибудь. За то, что я – это я. Наполовину англичанка и…маггла. На целую чертову половину. Тогда я готова была расцарапать себе грудь, чтобы вырвать из себя прогнившую английскую сердцевину, но…Мне сказали, что я вольна сама выбирать. Кем быть. Кому служить. Раз во мне смешались две враждующих крови. Мне сказали, что здесь нет моей вины. Сказали и погладили по голове.
А потом я узнала, что Ромео оказался инкубом и…надежда на будущее исчезла. Рассеялась как дым. А на место небывалой легкости и ожидания пришла глубокая пустота. Поначалу она навалилась на меня всей тяжестью своего отчаяния и безнадежности. А затем, впрочем, быстро заполнилась приливом еще куда более сильной и истощающей любви к Еве.
Куда более сильной…И куда более никчемной.
Говорят, утопающий волшебник, обронивший палочку, инстинктивно хватается за соломинку, как будто она сможет спасти его. Глупо. Но ему ведь больше ничего не остается.
Как и мне.
Ведь у меня ничего нет.
Кроме палочки, откатившейся в угол и обжигающей мощью слепой беспощадной силы, свидетелем которой я стала сегодня. Кроме медведя, беспомощно расставившего свои худенькие ножки и ручки и в укор мне зиявшего ослепительно-белой подкладкой в расползшихся швах. И кроме моего проклятия, которое я вымаливала не снимать с нас на экзамене, надеясь получить еще один год отсрочки, пустой надежды и боли. Стоя там, перед преподавателями, я прекрасно понимала, что освобождение приближается с каждой минутой. А еще я четко осознавала, что я его не хочу. Я не желаю свободы. Я не хочу остаться совсем одна. Пусть лучше с Евой, пусть лучше с этим проклятьем, пусть. Иначе я умру. Ведь я никому не нужная, бесполезная девочка, которая даже не смогла отвоевать у сестры любимую игрушку…у сестры сестру…у мамы маму…
«Почему ты не смогла меня защитить?», - молча спрашивал Мишель и грустно топорщился обрывками ниток, торчавшими из надорванной шеи.
Прости меня, плюшевый мишка, - но он будто не слышит моих слов и продолжает слепо взирать на меня, вынося мне приговор.
Проклятая девочка с факультета проклятых.
Без настоящего и без будущего. Девочка, чья сказка не сбылась, чье чудо не состоялась. Вместо волшебства - боль и унижение. Взамен прощения - кошмар и хаос. И яростно-жгучий взгляд сестры, испепеляющий спину.
Я не смогла защитить своего мишку. А значит, уж тем более никто не сможет защитить меня. Ни от сестры, ни от неизвестности, ни от одиночества.
Проклятое рождение. Проклятый факультет. И единственная мысль, пульсирующая в голове:
Что же мне делать? Что?
-
-
24.08.2011 в 21:36